Первая мировая война — «белое пятно» в российской истории
Все новостиСто лет назад Австро-Венгрия объявила войну Сербии, тем самым начав Первую мировую войну. «Ридус» побеседовал с писателем Евгением Анташкевичем, который занимается этим историческим периодом.
В настоящее время Евгений Анташкевич китаист, исследователь, кадровый офицер, полковник в отставке работает над трилогией, действие которой разворачивается во время Первой мировой войны. На днях вышел первый роман «Хроника одного полка. 1915 год», примечательный своей исторической достоверностью. Российское общество сегодня мало что знает о Великой войне, пусть и в свете столетия с ее начала о ней вновь вспомнили. О том, почему эта эпоха остается для нас «белым пятном» и что с этим делать корреспондент «Ридуса» и побеседовал с Евгением Анташкевичем.
- Евгений Михайлович, когда вы заинтересовались периодом Первой мировой и почему решили посвятить свою литературную деятельность именно этому историческому периоду?
- Мне интересно все то, чего я не знаю. Я имею в виду ту область знаний, которая называется историей. Выяснилось, что Первая мировая война для меня не раскрыта. Сам факт известен, известны даты начала и окончания, но мы знаем крайне мало, в частности, имен участников. В основном это большие имена: например, Николай, Николаевич Романов, Алексей Алексеевич Брусилов, Антон Иванович Деникин и то уже больше по Гражданской. А стало это понятно, когда уже закончилась работа и над романом «Харбин», и романом «33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине». Для меня Первая мировая стала актуальной не только потому что мы много не знаем, но и потому что все герои обоих романов были офицерами Первой мировой. Они ведь появились в Харбине не случайно, они не были туристами, они были эмигрантами. Их судьбы явились результатом целого ряда событий – больших, трагических, имевших и имеющих до сих пор большое мировое значение. Тогда я сформулировал для себя, что и историю этих персонажей, раз они интересны читателю, надо длить, либо в будущее – ближе к нашим дням, либо в прошлое. Я понял, что мне интереснее писать в системе ретроспекции.
Тогда я стал читать, подбирать литературу, и война для меня обернулась таким огромным количеством новостей, что я принял решение писать трилогию. Сейчас я написал самое начало «Хроника одного полка. 1915 год».
- Советская система образования уделяла Первой мировой войне крайне мало внимания. Сегодня, спустя 20 с лишним лет, по-прежнему в учебниках истории этому периоду посвящено несколько страниц. В чем проблема, и стоит ли винить исключительно советский подход?
- Первая мировая война не разработана. По ней почти ничего нет. Не на чем писать историю Первой мировой войны для школьников, нет материалов.
- Возможно, что-то есть в зарубежных библиотеках…
- В зарубежных библиотеках нельзя брать литературу для того, чтобы показать ПМВ с точки зрения русского человека. Почему?
Возьмем немецкого гросс-адмирала Тирпица, он пишет: «Германия не хотела этой войны, и больше всего ее не хотел кайзер Вильгельм». А это то же самое, что сказать, что Гитлер не хотел Второй мировой. Да и потом, иностранные источники всегда привязаны к своей нации, история не может быть безнациональной. Сейчас, допустим, вышли воспоминания полковника Нокса, который всю Первую мировую войну в качестве военного наблюдателя провел в России, в ставке Верховного главнокомандования, сначала при Николае Николаевиче, потом при государе-императоре Николае II, был отправлен в армейский корпус, потом всю Гражданскую прошел. Но я его читаю, и понимаю, что это англичанин пишет для англичан. История не может быть ненациональной. А наших материалов крайне мало, а те что есть, политизированы в крайней степени. Что касается военной части истории, то я знаю практически всю доступную литературу о ПМВ на русском языке. Не потому что я какой-то там великий историк, совсем нет, а потому что она вся доступна в интернете и ее не так много.
Можно почитать, допустим, Хмелькова, Зайнчковского, Антона Керсновского или того же Деникина… Но все, что я перечислил, это старые издания, которые трудно найти, но они есть в интернете, а им пользоваться неприлично… Но неприлично и ходить в архивы, зная что ничего этого там нет или трудно найти. Поэтому чаще всего пользуются Деникиным, а что Деникин? Он со своей пехотной Железной бригадой был в наступлении, был в отступлении, а потом сел в окопах. Видно ему было только то, что было видно из окопа. Но он честный человек, он большой человек, внимательный, с хорошим информационным слухом, поэтому он действительно много знал и многое блестяще анализировал, он достоверен. Но он просто не мог знать всего. А если вы возьмете Георгия Шавельского, протопресвитера военного и морского ведомства, он всю войну провел в Ставке, он был самым главным священником в Русской императорской армии. Хорошо пишет, многое знает. Все видел, все проанализировал и честен в тексте. Лучше не придумаешь. Но кто сейчас цитирует его, кто сейчас оперирует текстами Шавельского? Почти никто. А если цитируют, то в привязке к тому, как в Могилев прибыл государь-император и через два дня принял командование над армией. Но это вы прочитаете и у Нокса, и у Лемке, у Деникина, и в Малой Советской энциклопедии за 1929 год, и в Википедии… А зарисовки? А люди? А характеры? А то, что незадолго до этого у Николая Николаевича его чистокровная ногу сломала, и что в его руках развалился закладной камень часовни, и что из-за этого он несколько суток был неспособен принимать решения? Это можно прочитать только у Георгия Шавельского. Но это же историкам надо переработать. Надо, чтобы государство поставило задачу.
- Раз уж заговорили о творчестве. Большинство наших соотечественников из авторов, писавших о Великой войне, назовут, пожалуй, только Ремарка и Хемингуэя. Может, посоветуете почитать что-то еще? Кого-то из современных авторов?
- Порекомендую. «Тихий Дон», «Хождение по мукам», «Доктор Живаго», «Зимний ветер», два фрагмента у Пикуля. Но на этом список заканчивается. Больше ничего нет. Хемингуэя и Ремарка до нашего читателя советское правительство допустило. А ведь там литературы много, и художественной, и исследовательской, и мемуарной. Но она к нам не была пущена. Советская идеология поставила точку на том, что война была империалистической, а дальше победила революция. Она и правда была империалистической. На Западе изданы воспоминания генералов, и французских, и немецких, и английских, но они почти не переведены на русский язык. Поэтому для нас эта литература не доступна, кроме тех, конечно, кто знает эти языки.
Что мы знаем о войне 1812 года и откуда? Из художественной литературы. А произведение одно – «Война и мир». Ведь про заграничный поход почти никто не знает. Есть, конечно, Тарле, Манфред. Есть научные фильмы, исторические исследования. Но историк душу не заденет – он заденет струну любознательности, а душу нет, у него функция другая. Если бы Лев Николаевич написал про заграничный поход, а не про Бородино, мы бы про Бородино почти ничего не знали. Что мы знаем о Куликовской битве? А сколько мы знаем про Грюнвальдскую битву? Потому что был польский фильм «Крестоносцы». Роль художественной литературы, искусства в целом очень велика.
Но к современным авторам нужно относиться осторожно. Не потому что они глупые или «безрукие». Это просто вопрос не для среднего ума. Когда началась война? И по какому календарю? Европа жила по григорианскому календарю, а Российская империя по юлианскому. Началом войны считается 1 августа, но по юлианскому календарю, то есть по нашему, это 19 июля. Я и сейчас боюсь ошибиться, а может уже ошибся, пусть меня простят. Доступные источники, та же Википедия, пишут, что оставление Варшавы было 22 июля. А по какому календарю? Генерал Нокс жил в двух календарях: на территории России он жил по нашему календарю, но донесения в Лондон писал по европейскому. Что сделало советское правительство? Просто передвинуло календарь и 1-е марта стало 14-м марта. И все, кто писал после этого, уже писали по григорианскому календарю. Но Россия-то воевала в периодизации юлианского календаря, а значит, каждую дату надо перепроверять, а это работа, это сложная работа. Генералы вспоминали о войне по юлианскому календарю, в эмиграции для своих писали по юлианскому календарю, на других языках издавали по григорианскому. В моих книгах датировка идет только наша, российская.
- Сейчас все чаще устраивают реконструкции, вам доводилось на них бывать? Что думаете о деятельности реконструкторов?
- Бог не привел побывать непосредственно на реконструкции, но на местах реконструкций я бывал. Позавчера я был под Ригой. Место называется Пулеметная горка. Здесь шли рождественские сражения декабря 1916 года. У латышей к Первой мировой конкретный интерес, потому что в это время у них появились первые регулярные войска, так называемые, латышские стрелки. Современные латышские историки восстановили немецкие насыпные окопы. Вот эту реконструкцию я видел, и даже несколько часов ходил с «трехлинейкой» на плече.
К конструкторам я отношусь с большим уважением. Чем они хороши? Они, конечно, могут воссоздать что-то, что-то сшить или выточить, но они стремятся найти настоящую вещь, будь то шинель, погон, гильза, штык, пуля, вензель или что-то еще. Это необъятная тема. Это то же самое, что реставраторы картин, икон, греческой архитектуры и так далее.
- На Западе тема Великой войны периодически звучит в массовой культуре: снимают фильмы, популярные исполнители пишут песни, создают компьютерные игры. Стоит ли в России перенять этот опыт, чтобы таким образом привлечь внимание людей?
- Знаете, кто пел песни про войну во время войны? Матери и жены тех, кто ушел на войну. А солдаты пели про «синий платочек», про прощание под фонарем с Лили Марлен у ворот казармы, про мир. Массовая культура во время войны, это когда бывалые солдаты с обеих сторон ползли срубить одну и ту же елочку на Рождество. Иногда миром договаривались, иногда из-за этого бои шли. А кузнецы и мастера из осколков снарядов или консервных банок точили елочные игрушки.
Войной нельзя играть, с войной нельзя заигрывать, войну надо помнить, но нельзя делать из нее развлекуху. Ветераны не любят о войне вспоминать: им это горько, им это больно, им это страшно. Для них война это большая беда. И делать из нее массовую культуру, это все равно, что плясать на гробах.
- Некоторые группы поют о той войне, но не о том, что и как там было, а зачем и почему. Британцы, к примеру, поют, что было уничтожено целое поколение молодых ребят. А чего ради?
- С такой постановкой вопроса я соглашусь. Такое творчество, с такими текстами, оно может быть адресовано непосредственно в Уайт Холл. Это творчество памяти, а, главное, совести. И было бы хорошо у нас восстановить какие-то песни тех времен. В 90-е годы стало модно вспоминать или, точнее, «открывать», что песни Красной армии были написаны еще в Первую мировую, но с другими словами. Это все есть, это надо реконструировать, надо воссоздавать, и на этой основе можно создавать что-то новое. Главное, не надо от правды далеко уходить. Нет необходимости придумывать свою войну. Война больше, чем любая метафора.
- Вы планируете обращаться к другим периодам в своем творчестве?
- Да, это Русско-японская война. Мы об этом периоде тоже очень мало знаем. Когда Сталин в 1945 году закончил Квантунскую операцию, в своей речи по поводу разгрома японцев он сказал: «Мы искупили грехи наших отцов». Это Сталин, который попросту отрезал прошлое до Октябрьской революции, он вычеркнул из нашей истории этот период, а в 1945 написал-сказал такое. Даже не знаешь, как это интерпретировать. Эта война малоизвестна, малопонятна.
Сплошные победы на уровне роты и батальона, и сплошные поражения на уровне дивизии и корпуса. Наши поручики, штабс-капитаны, капитаны побеждали, а генералы проигрывали. На этой войне, кстати, появились первые окопы и некое подобие саперной лопатки. Я хочу написать о той войне с точки зрения разведчика или контрразведчика. Хочу найти новую точку обозрения на это событие и добиться эффекта присутствия.
Возвращаясь к тому, почему и Первая мировая, и Русско-японская войны остаются «белыми пятнами» в нашей истории, скажу, что для того, чтобы эта ситуация изменилась, у нас должны появиться историки Первой мировой войны. Но это будет, по всей видимости, еще не скоро.
31 июля 14