Писатель Евгений Анташкевич: « Русский Харбин русские построили без Царя и Генерального Секретаря»

Евгений Анташкевич -  китаист, исследователь, жил на Дальнем Востоке, сейчас живет в Москве, работает на Российской центральной студии хроникально- документальных и учебных фильмов главным редактором. Его дебютный роман «Харбин» стал настоящей сенсацией. Скоро выйдет и второй роман, тоже посвященный теме русской эмиграции на Дальнем Востоке. Обо всем этом Евгений Анташкевич рассказывает в интервью WS.

Почему из всей истории русского зарубежья вы выбрали для изучения и описания именно Харбин?

При всем единстве и типичности эмиграции, в том числе и русской (имеется в виду первая волна), ее судьбы в разных странах и раз-личных районах мира отличались друг от друга. По числу и компактности проживания русских за рубежом сложились два центра: Берлин (более 300 тысяч человек) и Харбин (около 200 тысяч человек). Русские оседали в Риге, Ревеле, Хельсинки, Стамбуле, Бухаресте, даже в Токио, конечно, в Париже и окрестностях. Однако Харбин до самого конца своего русского существования был именно русским. Русские в нем не растворились. Он строился русскими, в прямом смысле – строился. И юридически, и фактически Харбин до 1922 года был русской территорией, это была так называемая полоса отчуждения, где существовала русская юрисдикция (русский суд, полиция, Отдельный Заамурский корпус пограничной стражи, деньги и т.д.). 

Мой выбор был обоснован двумя фактами: 

Во-первых, в СССР Харбин, как тему, не «трогали». Ни писатели, ни кинематографисты, ни даже архивисты-историки практически ничего не произвели. Была ли установка КПСС на этот счет, мне неизвестно, однако Харбин, как центр русской эмиграции, в ничтожно малом количестве произведений только упоминался как «белобандитское гнездо», которым он, впрочем, и являлся, равно, как и Париж, и Берлин и т.д. Поэтому для нас  – русских-советских - он долгое время оставался неизвестной территорией. Более того, неизвестной территорией для европейской части России оставался весь Дальний Восток, где мне довелось жить и работать 11 лет, уже, конечно, не в связи с политикой КПСС, просто так получилось. В итоге выходило так, что русский и советский Дальний Восток оставался интересным только для тех, кто там жил, а судеб было много. Этим русская эмиграция в Китае отличается от русских рассеяний в Европе, они описаны более или менее полно. 

В Харбине, например, в число «белоэмигрантов» попали даже те русские и не только русские (более 10 землячеств), которые совсем даже не эмигрировали, а приехали туда, начиная с 1896 года: инженеры, строители КВЖД и непосредственно города и железнодорожных станций, а также коммерсанты, парикмахеры, рабочие, военные, их жены и дети и т.д. Уже к моменту обеих революций в России это был, хотя по тем временам и маленький, но абсолютно русский город со своим русским укладом, бытом, культурой, религиозными конфессиями. И таковым, несмотря на подавляющее число живших там китайцев, Харбин и оставался до исхода оттуда последних русских (Великая культурная революция Мао Цзэдуна). Поэтому Харбин меня привлек именно как неописанная русская территория. А, во-вторых, я китаист. 

Русский Харбин интересует вас больше с исторической, научной точки зрения, или как фе-номен исчезнувшей русской Атлантиды?

И так, и так и так! Феномен в том, что русский Харбин русские построили без Царя и Генерального секретаря. К концу 20-х годов они, используя только налоговые отчисления, построили полноценный город с электричеством, канализацией, телефоном, театрами, кино, симфоническими оркестрами и красивейшей архитектурой и не только.

В процессе сбора материала для книг о Харбине вы наверняка встречались с еще живыми харбинцами, их потомками. Есть история, поразившая вас, но не вошедшая пока в книги?

Очень много, начиная с того, что среди моих друзей и знакомых оказалось множество тех, кто имел родственников в Харбине, выехавших оттуда в СССР в разные годы. Кто-то из числа этих родственников в Харбине родился, но города не помнит, потому что был вывезен оттуда маленьким, кто-то был репрессирован в 30-е годы и до наших дней не дожил. Оказалось, что Харбин присутствует в нашей сегодняшней жизни в массе деталей и подробностей, но мы этого не знаем. В процессе работы над книгой мне действительно удалось познакомиться с харбинцами, которые сейчас живут в Москве, Новосибирске, Челябинске. Не удалось добраться до Австралии, Бразилии, Израиля и многих других стран, но не потому, что это было сложно или хлопотно, а потому, что так много интересных судеб тех, кто сейчас живет на Ленинском проспекте или до недавнего времени жил в Выхино или на улице Веерной в Кунцево. Задача была справиться с этим материалом, в противном случае это была бы уже не книга, и так в романе «Харбин» почти 800 страниц. Приходилось еще учитывать возраст тех харбинцев, которых я имею в виду, они родились в первой трети 20-го века, и пока я писал… короче говоря, к моменту окончания книги их стало меньше, просто на глазах. А поразившие меня истории конечно еще есть. Поэтому по харбинским материалам я написал вторую книгу.

Понятно, что история не терпит сослагательного наклонения, и, тем не менее: как вы считаете, у русских харбинцев был шанс уцелеть, который они не использовали?

На этот вопрос я вам отвечу, наверное, странным образом, процитирую объявление их харбинской газеты «Русское слово» от 8 мая 1929 года:

«Откликнитесь! В Пасхальную ночь от припадка грудной астмы умер всеми забытый старый офицер участник Мировой войны ротмистр Г. Игн. Вергилес. Умер в страшной нужде. Тело его положено в прозекторскую городской больницы. Никого из родных у него здесь нет. Хоронить его некому и не на что. Нужна жертвенность. Помогите добрые люди!»

Видите, как получается? В интервью вашему изданию мне удалось использовать материал, который я очень хотел использовать, но не мог, поскольку он в текстах «не монтировался», прошу меня извинить за это слово. А сослагательного наклонения у истории – нет. 

Эмигранты по-разному использовали «шанс». Одни просто вы-живали, другие в эмиграции нашли силы и возможности подарить себя миру и человечеству. Их имена известны: русский балет, русские инженеры, русские писатели и философы...

Считается, что Россия, ее жители не умеют выносить уроков из собственной истории. Какой урок, на ваш взгляд, мы должны вынести из трагедии русского Харбина?

На мой взгляд, уроки должны выносить политики, люди которые в связи со своей харизмой или по стечениям обстоятельств становятся руководителями наций и государств. Однако те, кто может сказать свое слово – должны это делать, а то ведь политикам будет скучно! Шучу!

Те же, кто считает, что Россия не выносит уроков из собственной истории, или плохо знают мировую историю, или не знают, что такое генетическая память, и как она развивается от поколения к поколению, особенно, когда громадные войны вымывают носителей фабрик этой памяти, то есть молодых мужчин.

Не хотите попробовать себя в каком-то более «продаваемом» жанре, например, в детективе?

Не то чтобы «не хочу». Не вижу для себя в этом смысла, поскольку около 30-ти лет работал в разведке и контрразведке и отнимать хлеб у тех, кто создает детективы не как профессиональные детективы, а как профессиональные писатели, не хочу. Это будет неспортивно. Однако и в романе «Харбин», и в новом романе, пока не изданном, «33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине» детективная канва присутствует и совершенно естественно, она ведь мне хорошо известна по документам и тем операциям, которые спецслужбы тех времен проводили. Другой вопрос, можно ли это относить к «жанру». Мне были важнее судьбы людей, в том числе и тех, мимо которых «жанр» детектива не прошел.

По поводу «продаваемости»: за год «Харбин» разошелся в 4 тысячах экземпляров, готовится к переизданию, и уже есть запрос на второй роман, я имею в виду «…Сорокина…». Кстати, в мае этого года «Харбин» начали переводить на китайский язык. Эту книгу на русском языке старый харбинец, русист и китаец (настоящий) купил в книжном магазине в Париже. А? Кульбит!

Не боитесь остаться автором одной темы?

Боялся, но сейчас уже не боюсь, поскольку приступил к новому мате-риалу о практически неизвестной нам Первой мировой войне. Там не будет ни Харбина, ни детектива, только окопы и тыл. В качестве тыла я избрал Симбирск, просто симбирские музейщики, которым я очень благодарен за помощь при работе над романом «Харбин», подарили мне книгу «Симбирск в годы Первой мировой войны». Думаю, она мне очень пригодится в работе над новым романом под рабочим названием «15-16».

На ваш взгляд, молодежи может быть интересно то, что вы пишете?

Когда мое поколение было молодым, в нас сомневались, будут ли нам интересны и по силам Толстой, Гончаров, Салтыков-Щедрин и т.д.

Должен сказать, что по моим жизненным наблюдениям, знание - это роскошь! Так много людей спокойно и комфортно выживают без этого, с одним лишь только интересом. 

Судя по откликам, «Харбин» читают, в том числе и молодые люди.

Есть разные отклики на ваш роман «Харбин». В том числе и такие: опорочил светлую па-мять русской эмиграции. Что вы можете на это возразить?

Наверное, они правы. Может в чем-то я действительно «опорочил память». У харбинцев она есть и очень крепкая, особенно детская. Я отдаю себе отчет в том, что эти замечательные люди (я отношусь к ним именно так, хотя бы потому, что их русский язык больше на него похож, чем наш) помнят запах пасхи, кулича, маминых французских духов, имя своего домашнего китайца-повара и вкус приготовленного им русского борща, звон Рождественских колоколов, сунгарийские пляжи, а кому-то в юношеские годы привелось побывать в Шанхае и влюбиться там (русские девушки реально самые красивые, а особенно на Востоке). Другой вопрос, что в жернова политиков попадали их родители, а они тщательно скрывали это от своих детей, пытаясь сделать их детство счастливым, насколько это было возможно. Хорошо ли осведомлены тогдашние дети о тогдашней жизни их родителей? 

Хотя, может быть я не о том? Тогда в чем «опорочил»? Однако в любом случае, если у меня это невольно получилось, я приношу свои извинения за то, что может, написал не о том, о чем им хотелось бы, где им хотелось бы, чтобы автор шел по канве их памяти. 

У вас, как у автора, есть любимый герой или героиня русского Харбина?

Отвечу для интриги: японский разведчик Коити Кэндзи и русская по-этесса…, а ещё я очень люблю Муру. Она реальная, только я никогда ее не видел. И ещё полковник Степан Федорович Коноплев, мой учитель.