Новинки

Все новинки
Монголы
Филипс Е.Д.



Месси
Кайоли Л.




       


Важно ли для вас оформление книги? (Иллюстрации, обложка, бумага)
да
нет


«Многомиллионный бестселлер», получивший «азиатского букера», роман прекрасно написан и, что не менее важно, очень хорошо переведен…

Все новости

Среди множества книг на прилавке магазина роман Кун-Суук Шин — «темная лошадка». Неподготовленный читатель будет в полной растерянности: все, что он сможет узнать о предлагаемом произведении, — это то, что автор, вероятно, кореец. Поправка: кореянка. Фотография пожилой, приятной дамы азиатской наружности на задней стороне обложки, — очевидно, портрет писательницы.

Но кто она? Где и как жила/живет, чем прославилась? Никакой информации о Кун-Суук Шин пока что найти не удалось. Просторы интернета так просто своих тайн не отдают. Возможно, потом удастся узнать что-либо подробнее...

«Многомиллионный бестселлер», получивший «азиатского букера», роман прекрасно написан и, что не менее важно, очень хорошо переведен. Красавица на обложке, позаимствованная, очевидно, из бесплатного буклета «Алоха, Гавайи!», никакого отношения к тексту книги не имеет. Кун-Суук Шин рассказывает о жизни старой корейской крестьянки, матери четверых детей. Немногочисленные рецензенты, успевшие прочитать книгу, говорят, что она — о ценности семейных отношений, о прощении, но мне бы хотелось поговорить немного о другом.

О том, что Мама — Великая Незнакомка для своих домочадцев. И это справедливо не только для героини романа...

С чего это мы вообразили, будто хорошо изучили ее?

Да кто она такая, наша мама?

...Пак Соньо рано вышла замуж. Не  любви — по необходимости. Было тяжелое время. Родился сын, первенец. Особенный для мамы ребенок. Потом были еще дети — сын, две дочери, один мертворожденный мальчик. Мама, мама. Маленькая, с грязным платком на голове, в простых холщовых штанах, в сандалиях. Всегда за работой. Всегда занята тем, чтобы вырастить урожай, приготовить еду, прибраться, накормить, одеть, умыть. Мама — источник жизни в полном смысле слова.

И вдруг она исчезла.

Просто взяла и потерялась. Только что отец шел с ней вместе к вагону метро. Потом он вошел в вагон, а мама — нет. Она осталась где-то там, на перроне. Отец сразу вернулся, начал ее искать, но ее уже не было.

Мама пропала.

Семидесятилетняя неграмотная крестьянка в огромном городе. Перенесшая инсульт, теряющая связь с реальностью. Где она может быть, как ее искать?

Исчезновение мамы стало толчком к тому, чтобы маму по-настоящему найти — обрести ее для себя.

Для детей, да и для их отца мама была почвой, из которой все они росли. Они уходили из дома и возвращались в дом, а мама всегда находилась там, и всегда у нее была приготовлена еда, чтобы напитать домашних. «Мама, ты любила кухню?» — внезапно спрашивает дочь, начавшая — почти в сорок-то лет! — что-то осознавать. «Тебе нравилось находиться на кухне, мама?» И вдруг мама ответила: нет, это просто было необходимо — всех питать... а иногда ее это так бесило, что она била о стенки стеклянные крышки для банок. Разбивала и потихоньку покупала новые, чтобы никто не знал.

Ого, вот это мама... А думали — кроткая...

Нет, не кроткой была мама. Терпеливой? Скрытной?

Мне кажется, здесь уместно совсем другое слово. Мама была целомудренной. Она умела сохранить в целостности свою мудрую душу, не расточая ее, не растрачивая, не разбалтывая. Когда ее жизнь по крупицам собирается в связную историю, то перед читателем предстает воистину цельная натура. Она ничего не потеряла. Ничего не отдала просто так — как, бывало, отдаем мы, бездумно, из любопытства. Каждый поступок мамы был обусловлен особенностями ее неповторимой личности.

Но разве так воспринимали ее дети? Что знает рыба о воде? Часто ли думает зверь о воздухе, которым дышит? Как относится дерево к почве, из которой растет? Это самое важное для них — но и самое незаметное.

Единый миг выдернул почву у них из-под ног, лишил рыбу воды, зверя — воздуха. Чем дышать, в какой стихии плавать?

Или даже так: если мамы больше нет, то почему мы все еще живы?

А потом еще так: где заканчивалась «мама-для-нас» и начиналась «мама-для-себя»?

И главный шок: у мамы была какая-то особенная жизнь, отдельная от нас. Мама не всегда была мамой. Она родилась девочкой, у нее была собственная мама, она стала девушкой, она жила какой-то другой, девической жизнью, до замужества, до всех нас... Кто была та девушка? Как та девушка превратилась в нашу маму?

Книга содержит четыре главы и эпилог.

Три главы написаны в достаточно сложной манере: они представляют собой монолог, обращенный персонажем к самому себе: «Ты ничего не можешь придумать... Ты идешь... Ты видишь маму... Ты стоишь на месте...» Это «ты» на самом деле — «я». Первая глава ведется от лица старшей дочери, которая сделалась писательницей. Семьи не завела, хотя ей уже тридцать пять. Есть бой-френд, но он так, на заднем плане. Ее книги популярны, она ездит по всему миру. И по-прежнему заезжает к маме в деревню. Редко. Звонит — тоже редко. Она не то что сильно занята — она закрывается от людей, в том числе и от родных. Но именно она первой задумывается над тем, какой была мама в девичестве.

«Ты видишь маму», — говорит она самой себе. Ты узнаешь, что у твоей мамы частые головные боли, что она перенесла инсульт, что она забывает самые простые вещи... Ну и конечно, с обычным крестьянским упрямством, отказывается лечь в больницу.

Вторая глава — такой же монолог от второго лица, но на сей раз «ты»/«я» — старший сын, первенец, особенный ребенок. «С тобой у меня все было впервые», говорит мама. Она вспоминает детские ножки, первые ботиночки — и потом широкие шаги взрослого сына, уходящего в большую жизнь. Старший сын помнил другое: измены отца и отцовское бродяжничество, отцовское пьянство, мамину твердость. «Ты обещал себе стать прокурором, разбогатеть, сделать так, чтобы мама ни в чем не нуждалась» — звучит внутренний голос, который он обращает к самому себе. Что-то удалось выполнить, что-то — нет. И вот мама пропала. Мама, ради которой он старался выйти в люди. И ведь вышел! Карьера, семья. Мамы нет, а он может продолжать жить. Мама сумела поставить его на ноги.

Третье «ты» — муж. Он, единственный, помнил маму девушкой. Он помнил все свои прегрешения перед ней, в том числе и те, о которых не могли знать дети. Он помнил, как любил и жалел ее и как растерял это чувство, растранжирил себя на ерунду. Отец, в отличие от мамы, вовсе не был целомудренной личностью. Человек старого поколения, он оказался куда более заскорузлым, чем его потомство, получившее хорошее образование (благодаря маме!), и читатель почти физически слышит хруст, с которым ломается скорлупа прежних его заблуждений. Кем была для него жена? Да всем. Она стала его вселенной. Они прожили вместе пятьдесят лет, и только после ее исчезновения до него стало доходить — он жил внутри мира, который создала она.

Кто же четвертый говорящий? «Ты» четвертого монолога постоянно меняется. «Ты» здесь явно обращено к разным людям. Это не разговор с собой, это разговор с другими. Кто же «я»?

Последнее «я» — сама мама.

Не сразу приходит осознание того, что мама умерла. Кто была та странная женщина в голубых сандалиях, которую разные люди видели в разных частях города? Не призрак ли? Не по ее ли следам мы идем в четвертой главе, когда она переходит от дома к дому, от одного значимого для себя человека к другому?..

Но с кем же она общается? Ее любимая дочь — младшая. Не старший сын, не первенец, которому она говорила такие проникновенные слова. Не второй сын, который ушел из дома — и из повествования, и даже из сердца матери. Не старшая дочь, чьи книги неграмотная мама пыталась прочесть. Нет, младшая: «доченька, я была счастлива, потому что у меня была ты...» А младшая — знала ли?

А кто тот мужчина, который, умирая, называет не свое имя — а имя мамы? Кто этот совершенно посторонний человек, о существовании которого не догадывался никто из домочадцев? Не знаете? Вот вам: у мамы был сердечный друг, вдовец, к которому она ходила, чтобы кормить грудью его осиротевшего ребенка... Мало? Вы знали, что у мамы были друзья в детском приюте, что маме там читали вслух книги, что мама там работала на самых черных работах? Вы знали о незаживающей ране в сердце мамы, которая так и не забыла юноши, покончившего с собой, родственника, которого, быть может, любила? А сколько всего еще вы не знали о маме?

И что вы можете сделать для мамы?

«Пожалуйста, позаботься о маме», — вот и все, что сумела сказать старшая дочь, оказавшись в Ватикане перед знаменитой статуей Богородицы (эпилог).

Кому еще передать мамину душу? Виновны ли дети, виновен ли муж, виновны ли все те, кто ранил ее? Не больше, чем виновно деревце, выпившее соки из почвы, — оно ведь должно было жить... О нет, мама хорошо знала, что делает. Она сумела отдать детям все и еще очень многое оставить себе. Фактически мама — незнакомка, чью жизнь и душу невозможно постичь. Только полюбить, принять, не пытаясь войти глубже, чем дозволено, — и передать потом в другие любящие руки.

Среди множества книг на прилавке магазина роман Кун-Суук Шин — «темная лошадка». Неподготовленный читатель будет в полной растерянности: все, что он сможет узнать о предлагаемом произведении, — это то, что автор, вероятно, кореец. Поправка: кореянка. Фотография пожилой, приятной дамы азиатской наружности на задней стороне обложки, — очевидно, портрет писательницы.

Но кто она? Где и как жила/живет, чем прославилась? Никакой информации о Кун-Суук Шин пока что найти не удалось. Просторы интернета так просто своих тайн не отдают. Возможно, потом удастся узнать что-либо подробнее...

«Многомиллионный бестселлер», получивший «азиатского букера», роман прекрасно написан и, что не менее важно, очень хорошо переведен. Красавица на обложке, позаимствованная, очевидно, из бесплатного буклета «Алоха, Гавайи!», никакого отношения к тексту книги не имеет. Кун-Суук Шин рассказывает о жизни старой корейской крестьянки, матери четверых детей. Немногочисленные рецензенты, успевшие прочитать книгу, говорят, что она — о ценности семейных отношений, о прощении, но мне бы хотелось поговорить немного о другом.

О том, что Мама — Великая Незнакомка для своих домочадцев. И это справедливо не только для героини романа...

С чего это мы вообразили, будто хорошо изучили ее?

Да кто она такая, наша мама?

...Пак Соньо рано вышла замуж. Не  любви — по необходимости. Было тяжелое время. Родился сын, первенец. Особенный для мамы ребенок. Потом были еще дети — сын, две дочери, один мертворожденный мальчик. Мама, мама. Маленькая, с грязным платком на голове, в простых холщовых штанах, в сандалиях. Всегда за работой. Всегда занята тем, чтобы вырастить урожай, приготовить еду, прибраться, накормить, одеть, умыть. Мама — источник жизни в полном смысле слова.

И вдруг она исчезла.

Просто взяла и потерялась. Только что отец шел с ней вместе к вагону метро. Потом он вошел в вагон, а мама — нет. Она осталась где-то там, на перроне. Отец сразу вернулся, начал ее искать, но ее уже не было.

Мама пропала.

Семидесятилетняя неграмотная крестьянка в огромном городе. Перенесшая инсульт, теряющая связь с реальностью. Где она может быть, как ее искать?

Исчезновение мамы стало толчком к тому, чтобы маму по-настоящему найти — обрести ее для себя.

Для детей, да и для их отца мама была почвой, из которой все они росли. Они уходили из дома и возвращались в дом, а мама всегда находилась там, и всегда у нее была приготовлена еда, чтобы напитать домашних. «Мама, ты любила кухню?» — внезапно спрашивает дочь, начавшая — почти в сорок-то лет! — что-то осознавать. «Тебе нравилось находиться на кухне, мама?» И вдруг мама ответила: нет, это просто было необходимо — всех питать... а иногда ее это так бесило, что она била о стенки стеклянные крышки для банок. Разбивала и потихоньку покупала новые, чтобы никто не знал.

Ого, вот это мама... А думали — кроткая...

Нет, не кроткой была мама. Терпеливой? Скрытной?

Мне кажется, здесь уместно совсем другое слово. Мама была целомудренной. Она умела сохранить в целостности свою мудрую душу, не расточая ее, не растрачивая, не разбалтывая. Когда ее жизнь по крупицам собирается в связную историю, то перед читателем предстает воистину цельная натура. Она ничего не потеряла. Ничего не отдала просто так — как, бывало, отдаем мы, бездумно, из любопытства. Каждый поступок мамы был обусловлен особенностями ее неповторимой личности.

Но разве так воспринимали ее дети? Что знает рыба о воде? Часто ли думает зверь о воздухе, которым дышит? Как относится дерево к почве, из которой растет? Это самое важное для них — но и самое незаметное.

Единый миг выдернул почву у них из-под ног, лишил рыбу воды, зверя — воздуха. Чем дышать, в какой стихии плавать?

Или даже так: если мамы больше нет, то почему мы все еще живы?

А потом еще так: где заканчивалась «мама-для-нас» и начиналась «мама-для-себя»?

И главный шок: у мамы была какая-то особенная жизнь, отдельная от нас. Мама не всегда была мамой. Она родилась девочкой, у нее была собственная мама, она стала девушкой, она жила какой-то другой, девической жизнью, до замужества, до всех нас... Кто была та девушка? Как та девушка превратилась в нашу маму?

Книга содержит четыре главы и эпилог.

Три главы написаны в достаточно сложной манере: они представляют собой монолог, обращенный персонажем к самому себе: «Ты ничего не можешь придумать... Ты идешь... Ты видишь маму... Ты стоишь на месте...» Это «ты» на самом деле — «я». Первая глава ведется от лица старшей дочери, которая сделалась писательницей. Семьи не завела, хотя ей уже тридцать пять. Есть бой-френд, но он так, на заднем плане. Ее книги популярны, она ездит по всему миру. И по-прежнему заезжает к маме в деревню. Редко. Звонит — тоже редко. Она не то что сильно занята — она закрывается от людей, в том числе и от родных. Но именно она первой задумывается над тем, какой была мама в девичестве.

«Ты видишь маму», — говорит она самой себе. Ты узнаешь, что у твоей мамы частые головные боли, что она перенесла инсульт, что она забывает самые простые вещи... Ну и конечно, с обычным крестьянским упрямством, отказывается лечь в больницу.

Вторая глава — такой же монолог от второго лица, но на сей раз «ты»/«я» — старший сын, первенец, особенный ребенок. «С тобой у меня все было впервые», говорит мама. Она вспоминает детские ножки, первые ботиночки — и потом широкие шаги взрослого сына, уходящего в большую жизнь. Старший сын помнил другое: измены отца и отцовское бродяжничество, отцовское пьянство, мамину твердость. «Ты обещал себе стать прокурором, разбогатеть, сделать так, чтобы мама ни в чем не нуждалась» — звучит внутренний голос, который он обращает к самому себе. Что-то удалось выполнить, что-то — нет. И вот мама пропала. Мама, ради которой он старался выйти в люди. И ведь вышел! Карьера, семья. Мамы нет, а он может продолжать жить. Мама сумела поставить его на ноги.

Третье «ты» — муж. Он, единственный, помнил маму девушкой. Он помнил все свои прегрешения перед ней, в том числе и те, о которых не могли знать дети. Он помнил, как любил и жалел ее и как растерял это чувство, растранжирил себя на ерунду. Отец, в отличие от мамы, вовсе не был целомудренной личностью. Человек старого поколения, он оказался куда более заскорузлым, чем его потомство, получившее хорошее образование (благодаря маме!), и читатель почти физически слышит хруст, с которым ломается скорлупа прежних его заблуждений. Кем была для него жена? Да всем. Она стала его вселенной. Они прожили вместе пятьдесят лет, и только после ее исчезновения до него стало доходить — он жил внутри мира, который создала она.

Кто же четвертый говорящий? «Ты» четвертого монолога постоянно меняется. «Ты» здесь явно обращено к разным людям. Это не разговор с собой, это разговор с другими. Кто же «я»?

Последнее «я» — сама мама.

Не сразу приходит осознание того, что мама умерла. Кто была та странная женщина в голубых сандалиях, которую разные люди видели в разных частях города? Не призрак ли? Не по ее ли следам мы идем в четвертой главе, когда она переходит от дома к дому, от одного значимого для себя человека к другому?..

Но с кем же она общается? Ее любимая дочь — младшая. Не старший сын, не первенец, которому она говорила такие проникновенные слова. Не второй сын, который ушел из дома — и из повествования, и даже из сердца матери. Не старшая дочь, чьи книги неграмотная мама пыталась прочесть. Нет, младшая: «доченька, я была счастлива, потому что у меня была ты...» А младшая — знала ли?

А кто тот мужчина, который, умирая, называет не свое имя — а имя мамы? Кто этот совершенно посторонний человек, о существовании которого не догадывался никто из домочадцев? Не знаете? Вот вам: у мамы был сердечный друг, вдовец, к которому она ходила, чтобы кормить грудью его осиротевшего ребенка... Мало? Вы знали, что у мамы были друзья в детском приюте, что маме там читали вслух книги, что мама там работала на самых черных работах? Вы знали о незаживающей ране в сердце мамы, которая так и не забыла юноши, покончившего с собой, родственника, которого, быть может, любила? А сколько всего еще вы не знали о маме?

И что вы можете сделать для мамы?

«Пожалуйста, позаботься о маме», — вот и все, что сумела сказать старшая дочь, оказавшись в Ватикане перед знаменитой статуей Богородицы (эпилог).

Кому еще передать мамину душу? Виновны ли дети, виновен ли муж, виновны ли все те, кто ранил ее? Не больше, чем виновно деревце, выпившее соки из почвы, — оно ведь должно было жить... О нет, мама хорошо знала, что делает. Она сумела отдать детям все и еще очень многое оставить себе. Фактически мама — незнакомка, чью жизнь и душу невозможно постичь. Только полюбить, принять, не пытаясь войти глубже, чем дозволено, — и передать потом в другие любящие руки.

 

«Питерbook»          

Круг Чтения, Елена Хаецкая

http://krupaspb.ru/piterbook/recenzii.html?nn=1428



21 января 13